Как на войну

Момент настал. Формула-1 едет в мятежный Бахрейн, не будучи до конца уверенной, что гонку все-таки удастся провести. Провожая коллег-журналистов в Манаму, корреспондент «Мотора» попросил их поделиться мыслями о предстоящей командировке.

Эти люди любят писать о гонках и не любят говорить о политике, но за прошедший год с небольшим им пришлось узнать все о суннитах и шиитах и прочитать сотни новостей про протесты в Манаме. Весь минувший месяц они посвятили тому, чтобы объяснить своим читателям, почему же Формула-1 все-таки едет туда, где постоянно митингуют и регулярно что-то взрывают. Большая часть из них прилетит в Бахрейн именно в среду - за два дня до начала гоночного уик-энда.

Далеко не все журналисты рады тому, что им придется работать в такой обстановке. Руководство Формулы-1 в свою очередь заверяет, что опасаться нечего и требования об отмене Гран-при Бахрейна являются лишь перестраховкой. Глава организационного комитета Гран-при Бахрейна Заед Аль Заяни даже назвал недовольных журналистов «диванными обозревателями» и «паникерами». Вот, что им есть на это ответить.

Ян Паркс

Press Association, Великобритания

Да, я немного взволнован. Потому что никто не знает, что там на самом деле будет. FIA говорит, что с безопасностью все в порядке. Берни [Экклстоун] – что все будет нормально. Другие говорят, что с прошлогодних демонстраций ничего не изменилось, что насилие все еще продолжается.

Бахрейн – это небольшой остров. И когда такая огромная группа людей, как Формула-1, приезжает на остров, можно быть уверенным, что в какой-то момент кто-то где-то обязательно с чем-то столкнется. Кто-то – из команд, из обслуживающего персонала, из журналистов – может оказаться в неподходящем месте.

Мне не понравилось, как сработала FIA. Жан Тодт должен был что-нибудь нам сказать. Я знаю, что его многие просили высказаться на эту тему в Китае, и в первую очередь Маттео [Бончиани, пресс-секретарь FIA], который пытался организовать пресс-конференцию. Но, как мы знаем, Тодт – не из тех людей, кто четко и ясно выражает свои мысли. Он ненавидит общаться с прессой, конфликтовать с ней. И в этом смысле мы могли больше доверять его предшественнику Максу Мосли – блестящему оратору, адвокату по профессии. Может быть, Жан так мало говорит, потому что он не слишком уверен в своих словах – английский не его родной язык. Но в любом случае, он должен был нам что-то сказать, а не скрываться за официальными заявлениями. У людей есть вопросы – они хотят задать их напрямую.

В каком-то смысле, мы, конечно, «диванные критики». Потому что мы лишь смотрим в свои компьютеры.

Но мы стараемся доверять той информации, которую считаем надежной. И когда ты читаешь репортажи такой организации, как Reuters, у которой есть люди на месте и которые говорят: «Вот, что происходит, вот доказательства, вот фотографии», – ты не такой уж и «диванный» критик. Все это есть: бензиновые бомбы, водяные пушки, резиновые пули, слезоточивый газ. Да, все эти истории могут быть раздуты. Но они все еще происходят.

Никто не пытался с нами поговорить. Я думаю, FIA и местные организаторы должны были работать сообща. Мне кажется, у нас должно быть два отеля для аккредитованных журналистов и фотографов в хорошо охраняемом районе. На трассу людей должны доставлять в автобусах без опознавательных знаков. Сейчас все журналисты будут разбросаны по городу. Да, у них есть отель для прессы, но они будут везти журналистов на автодром на автобусах с огромными надписями «Media bus». Это мишень. И я знаю, что это такое – быть мишенью. В 2000 году я освещал полуфинал Кубка UEFA по футболу: «Галатасарай» принимал «Лидс Юнайтед» в Стамбуле. В ночь перед игрой два болельщика «Лидса» были убиты. Матч все равно решено было провести, но во время игры фанаты «Галатасарая» атаковали тренера и журналистов – нас едва не закидали камнями. Это был один из самых страшных моментов в моей профессиональной карьере.

Мы не члены команд. У нас нет телохранителей. У нас нет пуленепробиваемых машин. Мы нормальные люди. Как и болельщики. И именно мы рискуем больше всего.

Дитер Ренкен

The Citizen, ЮАР

Я еду. Но я не думаю, что Формула-1 «должна» ехать в Бахрейн. Я считаю, что Формула-1 была использована в политических целях, даже если руководство спорта это отрицает.

Тем не менее, моя работа как профессионального журналиста - ехать туда, куда едет Формула-1. И если она едет в Бахрейн, моя работа – быть там. Если гонка пройдет – я должен ее осветить. Если она не состоится – я должен рассказать почему.

Напуган ли я? Нет. Я из Южной Африки. Скорее всего, в Бахрейне безопаснее, чем там. Мое единственное опасение – это то, что Формула-1 используется как политический инструмент. И это единственное, чего я боюсь.

Питер Нигаард

Grand Prix Photo, Дания

Надо доверять людям, которые были там. Если FIA и FOM говорят, что это безопасно, мы должны быть уверены, что это безопасно. Но я не могу сказать, что с нетерпением жду, когда наконец туда отправлюсь. Вся эта ситуация может вылиться во что-то очень уродливое. Если тот парень [правозащитник Абдулхали аль-Хавайи], что объявил голодовку, сейчас умрет, любая искра может превратиться в огромное пламя. И если там по всему городу будет огонь, если будут слышны выстрелы, будет просто глупо проводить там гонку. Но... не мне решать. У меня простое правило: я обычный гоночный журналист, и если где-то проходит гонка – я туда еду.

Я буду жить в отеле для прессы. Они спросили, когда я прилетаю, заверили, что будут ждать меня в аэропорту, привезут меня в гостиницу и потом будут доставлять на трассу и обратно. Все нерабочее время я буду находиться в отеле, я не собираюсь никуда выходить.

Если честно, с семьей я старался об этом не говорить. Потому что сказать жене и детям: «Там война, и я не могу точно сказать, когда вернусь», – не слишком удачная идея.

Но в Дании очень много говорят о Бахрейне. Голодающий парень – датский подданный, наша королева была там с официальным визитом. Мне не надо следить за новостями оттуда – они сами меня находят.

Кто знает, может быть это вообще будет самая «тихая» гонка, которая у нас когда-либо была.

Ливио Ориккио

O Estado de Sao Paulo, Бразилия

Прежде всего, я не уверен, что гонка состоится. Мне кажется, как только Формула-1 начнет прибывать в Бахрейн, протесты усилятся. Но я не говорю, что люди из Формулы-1 чем-то рискуют. Если только не будет какого-то случайного ранения в результате взрыва или чего-то подобного. Но я не верю в это. Тем не менее, протестов будет больше, и это заставит власти реагировать сильнее. Еще сильнее, чем раньше. Когда всё это достигнет определенного уровня, появится шанс, что гонка будет отменена. Но это всего лишь мое мнение.

Я не боюсь. Мы не их цель. Их цель - протестовать против правительства.

Это их война, нас она не касается. Более того, я думаю, они [протестующие] хотят показать нам то, что происходит на самом деле. Все угнетения, их бедность, их проблемы. Им нужна пресса, им нужно показать миру их протест, сказать: «Посмотрите... Здесь у нас нет жизни. Есть несколько парней, которым принадлежит все, а у большинства людей нет ничего». В Бахрейне будет много журналистов, и именно поэтому общественная реакция против правительства именно в эти дни будет наиболее сильной. Как и реакция со стороны властей. Но если кого-нибудь похитят, захватят заложников, я буду очень удивлен.

Дэвид Тремейн

The Independent, Великобритания

Я думаю, очень легко морализировать на тему политической обстановки где бы то ни было, говорить о нарушениях прав человека... Но где граница таких разговоров? Во всех странах есть свои проблемы, связанные с правами человека. С журналистской точки зрения это немного не моя специализация. Меня волнует другое.

Мне кажется, нет смысла отрицать, что протесты все еще происходят. Нельзя исключать, что кто-то из Формулы-1 будет травмирован или ранен - механики, пресс-атташе или журналисты. Все это не касается гонщиков или владельцев команд, у них будет надежная охрана. Я думаю, мы будем более незащищенными. Но не в большей степени, чем «младший» состав команд.

Никто даже не побеспокоился о нас. Не было инициировано никакого обсуждения ни со стороны FIA и FOM, ни со стороны местных организаторов. Никакого гида, никаких советов. В каком-то смысле это пренебрежение. Было бы полезно, если нам хотя бы рассказали, куда не следует ходить. Нас просто игнорируют, и в итоге нам предстоит все понять самим. Я знаю, что команды будут готовить своих людей. И одна из команд просто даст нам руководство, которое выпустило для своих сотрудников.

Сейчас я хочу просто приехать туда. Я устал слушать людей. И тех кто «за», и тех кто «против». Я очень люблю Бахрейн, у меня сохранились потрясающие воспоминания оттуда. Если FIA говорит, что все в порядке – давайте приедем и посмотрим.

У меня нет обратного билета в Европу, как и у многих людей из команд. Сначала я еду в Дубай, и если худшие опасения подтвердятся, просто останусь там, а потом подумаю над тем, как возвращаться домой.