Легенда №30

Она воскресла из архивных фотографий и кузова старого таксомотора, который на излете жизни вытянул счастливый билет — стать реинкарнацией «Победы-Спорт». Наша задача куда проще: впервые вывести «Спорт» на гоночную трассу и преодолеть четыреста километров до завода ГАЗ, где из железных жил рабочих и раскаленных брызг металла она однажды родилась. Но тут возникла проблема. Точнее, сразу три: холод, дождь и снег.

Сюжет первый. Гоночный день

Теплый осенний воздух, рев моторов на стартовой прямой Moscow Raceway — идеальный набор в полдень четверга, когда в офисах начинают задумываться о ланче. В очереди на выезде с пит-лейна гонщики, спасаясь от духоты, приоткрывают двери своих «Мини» и «Жуков», но когда у тебя совсем нет крыши, проблема отпадает сама собой.

Помимо крыши, в «Победе-Спорт» отсутствуют и ремни безопасности, так что вся моя защита заключается в карбоновом шлеме, который в случае чего спасет только голову. Зато у коллег останется шанс написать заметку с моих слов.

На месте приборов — прозрачный скелетон из косточек рамы, возвратных пружин педалей и тонких тросиков газа и ручника. «Победа» дышит и скрипит суставами, как рука терминатора из сейфа Cyberdyne Systems.

Правее блестит оригинальный спидометр с медным циферблатом, прозрачной рубиновой стрелкой и типографикой сороковых годов, а на огромный, словно пицца, руль надет голубой обод, который по легенде полагался мастерам спорта СССР. Я здесь пока авансом.

Сцепление схватывает на последних миллиметрах хода и поначалу кажется, что шестерни передачи просто не вошли в зацеп — с переключениями в старой машине нюансов всегда больше, чем со всем остальным. Перегазовки, например, в «Спорте» делать не легче, чем танцевать чарльстон с арбузом в штанах.

Руль посажен низко и разводит колени в разные стороны. Хотя, если извернуться и накрыть газ и тормоз всей ступней, то получится что-то похожее.

Скорость разгона не вгонит в румянец даже владельца «Соляриса» — до первой «сотни» проходит, наверное, больше пятнадцати секунд, но меня больше беспокоит, как я буду останавливаться.

Кажется, нагруженная баком и аккумулятором, задняя ось на торможении обгонит переднюю, но если не бить по педали изо всех сил, то родстер замедляется на удивление мягко и стабильно. Как мы выяснили позже, развесовка здесь весьма неплохая — на заднюю приходится 45 процентов массы в 1240 килограммов.

«Длинный» руль с одной стороны вязкий, но легкий, как у двадцать первой «Волги», и вместе с тем достаточно адекватный на больших углах. Пока вам не нужно наматывать круги по парковке, «Победа» вообще очаровательно отзывчива в поворотах и стабильна на прямых. Разве что кузов качается, как баржа, а боковые перегрузки пытаются перебросить вас через борт.

На оригинальных диагональных покрышках писк и визг начался бы уже на двадцати километрах в час, но сегодня здесь стоят современные Hankook, и в поворотах «Победа» выглядит убедительнее, чем на разгоне.

При том, конечно, условии, что она все равно остается легкой добычей практически каждого участника гонки Moscow Classic Grand Prix, особенно дерзких «Жигулей» и «Москвичей». Сварливо жужжа и помахивая брызговиками, они проносятся мимо, дерутся, сталкиваются, разворачиваются, догоняют вновь.

А нам по зубам только еще одна дорожная «Победа» и «Форды Т», которые скрипят и кренятся на поперечных рессорах, но легко остаются позади.

Эх! Раззудись, плечо! Размахнись, рука!

Но температура охлаждающей жидкости уже подбирается к опасной отметке, а в салоне остро пахнет бензином – что-то прохудилось в топливопроводе.

Все дело в том, что когда тебе под шестьдесят, даже подарочная карта в оздоровительный фитнес-зал может закончиться реанимацией. А у нас на носу еще четыреста километров до Нижнего Новгорода. Этого я и боюсь.

Сюжет второй. Дорога домой

Утро, тонкие ножки полевой травы покосились от кристаллов льда, серые дырявые заборы покрылись изморозью, а вместе с окружающей природой начинает замерзать и мое тело ниже пояса.

Мы любыми правдами и неправдами должны преодолеть четыре сотни километров от Москвы до Нижнего Новгорода, но сегодня знаки разворота выглядят особенно притягательно.

Родстеру машут руками, бибикают и свистят, как красавице в коротком платье, и в этом заключается главное различие «Победы-Спорт» и какого-нибудь суперкара.

Суперкар — это чья-то собственность, золотой слиток на колесах, а «Победа» — это прежде всего история, которая принадлежит каждому. Такой машиной не владеют, а делятся с окружающими, и терпеливо ждут, пока заправщик сделает селфи на капоте.

Налипающая на передний номер наледь сама отваливается от вибраций мотора, а низкий прозрачный обтекатель из оргстекла отклоняет воздух со снегом куда-то вверх, но в голове неминуемо всплывают истории про фуры, поднимающие колесами с дороги балонные ключи, которые потом приходится выковыривать из радиатора и других частей автомобиля или его водителя.

Организм сужает капилляры в конечностях, стараясь сохранить драгоценное тепло внутри, но ветер потихоньку находит слабые места в обороне – где-то между шлемом и воротником, проникая все глубже под одежду.

Я уже чувствую себя курицей, которую положили в морозилку, и скоро она неминуемо превратится в камень.

Тоненькая жестяная стрелка датчика топлива трясется, как компас в зоне посадки НЛО, и предугадать, когда кончится бензин, оказывается проблематично. Одометр, напротив, отсчитывает километры с садистским хладнокровием, и конец пути пока не кажется чем-то близким и неминуемым.

Занять себя чем-то, кроме борьбы с собственными страхами, решительно не получается, но если откинуть правое отмороженное колено вбок, а ботинок положить на педаль газа, то получится некое подобие круиз-контроля — «Победа» будет держать около девяноста километров в час.

Вчера я гадал, какая из двух стихий хуже — снег или дождь, но в итоге на нас свалилось все разом, а на сиденье между ног уже образовался небольшой сугроб. Кажется, у меня не будет детей.

Сюжет третий. Товарищ завод

Чтобы пропустить «Газель», которая тащит прицеп со штамповкой, мы практически останавливаемся у обочины, но водитель так старается поймать «Победу» в фокус камеры телефона, что парализует все принципы системы «точно вовремя».

Вокруг холодные корпуса завода ГАЗ и бесконечные щупальца проводов и теплотрасс, которые, огибая перекрестки, бросаются окутывать очередной цех. Добро пожаловать домой!

Где-то пространство начинает звенеть и вибрировать от близости кузнечных прессов, куда-то бредет слесарь и девушка с «чудо-йогуртом», что-то тащат в прицепах грузовички.

Но стоит зайти за угол какого-нибудь цеха, и время уже еле передвигает стрелки часов. К подошве липнет пыль из тертых кирпичей, осколков и стружки, вдоль стен безмолвно стоят исполинские чугунные механизмы с гигантскими шестернями, которые намного старше меня.

Здесь еще живет дух того старого «ГАЗа», где родилась «Победа-Спорт».

Дух сказочного города, где роли Джудит Баррет и Марлен Дитрих выполняли ударники труда, высекавшие сохой и лопатой фундаменты зданий и колесные ступицы. Причем из документов у тружеников, по сути, были только лапти — строителями завода были в основном крестьяне без паспортов и образования.

Самое большое по площади в Европе автомобильное предприятие возвели в чистом поле у деревни Монастырка за полтора года. 31 мая 1929 года были подписаны документы с Ford Motor Company — за 30 миллионов долларов у американцев покупался целый завод, а уже в ноябре 1931 был проведен первый митинг в честь конца строительства. С портретами Сталина, Орджоникидзе и огромным транспарантом: «There are no such fortresses that cannot be taken by bolsheviks» (Нет еще такой крепости, которая была бы неподвластна большевикам).

Горький в тот момент, наверное, был самым космополитичным городом СССР – здесь жило много американских консультантов, была слышна английская речь.

А скоро пошли первые рапорты о рекордах: «На выковке ступицы товарищ Бусыгин снова перекрыл все мировые рекорды. Его знает вся страна». Ни одно разумное существо во вселенной не могло сделать за сутки шестьсот ступиц вместо плановых трехсот, а Бусыгин мог. И в этом был наш собственный кайдзен.

Как вспоминал один из ударников производства, с каждым годом ручка на его станке становилась все тоньше от частых прикосновений, а рука — нет. «Победа-Спорт» на этом фоне выглядит даже слишком утонченно, но она здесь все-таки своя, а наши бледные лица с камерами и рюкзаками — нет.

Через чернеющий в стене цеха проход мы пробираемся в темную пещеру, где практически нет дневного света, а раскаленный металл льется, как дешевое шампанское на плитку возле ЗАГСа, — мы в литейном цехе.

Приметив в лабиринте из опор и перегородок пустой коридор, мы хотим поставить туда «Победу» и сделать фото на фоне огненных брызг, но тут по потолку коридора под трамвайный грохот проезжает люлька, которая тащит в клешнях огромный котел раскаленного металла.

В фильме «Чужие» герои тоже не ожидали, что опасность может прийти с потолка, но еще больше все это напоминает декорации к стимпанк-киноленте. Сюрреализм.

На этом фоне основной конвейер выглядит стерильной лабораторией. По совпадению, очередная «Газель-Некст» покрашена в такой же благородный вишневый цвет, что и «Победа» из зимовской палитры.

Вокруг снуют рабочие в синих спецовках с корпоративной надписью «Группа ГАЗ», а навстречу идет уже прознавший про наш приезд заводской фотограф Сорокин — наследник легендарного Добровольского. Человека, который превратил целую эпоху в жизни завода в трогательный фотодокумент.

Именно он снимал все газовские модели и редкие модификации, испытательные пробеги на фоне Памира, Аральского моря, Каракумов и даже процесс постройки оригинальной «Победы-Спорт» — на основе его снимков и была воссоздана эта машина.

Пока тени прошлого еще живут в наших грезах и на фотографиях, время иногда отступает, давая второй шанс. И это и есть главная победа. Без кавычек.

Фотографии Кирилла Калапова и Майка Симонова